Книга Замерзшие: 5 месяцев в снегах Гренландии - Митчелл Зукофф

Для лагеря выбрано особое место в своеобразном закутке неподалеку от Коджи-бей, образованном небольшой грядой скал, которую местные жители называют нунатак[108]. Скалы должны защитить нас от ветра. Самая дальняя точка, в которой предстоит вести поиски, отстоит он этого места чуть более чем на два километра.

Вокруг расстилается белая ледяная пустыня, кое-где возвышаются небольшие снежные холмы. Посреди этой безжизненной равнины виднелись шесть оранжево-серых палаток для сна. Их каркас придерживали камни, собранные в нунатаке. В ближайший час, невзирая на температуру около нуля градусов, нам предстояло поставить еще несколько палаток. И тогда наш импровизированный экспедиционный поселок будет окончательно готов к заселению.

Дорожные сумки, мотки веревки, канистры с бензином и наполовину опустошенные контейнеры стояли в сторонке, у края ледяного поля. Метрах в пятнадцати от палаток, где нам предстояло спать, у самого подножия скал были установлены две зеленые палатки побольше. В одной из них находился склад снаряжения и хранились два контейнера. Этой палатке отведена также роль штабного центра: контейнеры будут заменять столы, на них можно расстелить карты и планировать ежедневные вылазки вглубь острова.

На уступе утеса метрах в шести от склада поставили большую полусферическую палатку. Через раскрытый полог можно было различить то, что происходило внутри: несколько членов команды пили кофе. На их лица падали оранжевые отсветы от солнца, проникающего через рыжий нейлон. На том же уступе в нескольких метрах от «столовой» была поставлена еще одна зеленая палатка – кухня, в которой хранились продукты и оборудование для приготовления пищи. Там хозяйничала неутомимая Мишель Бринско. Она уже принялась готовить обед. Позже оказалось, что фасоль в приготовленном ею чили совсем не разварилась, но Мишель заявила, что это такие особые исландские бобы под названием Bierdorff Beans, которые, согласно правилам национальной кухни, и должны быть немного жесткими и хрустящими. Это утверждение показалось нам сомнительным, однако никто не решился спорить с поваром, а то в следующий раз вообще оставит без ужина. Все помнили, что настрой у Мишель боевой и слова «неудача» для нее не существует.

Рядом со сферической палаткой находился небольшой естественный пруд диаметром метров пятнадцать, образовавшийся от таяния льда на поверхности. На закате он фантастически красиво отражал все краски заходящего солнца. Поначалу мы брали воду для питья и приготовления еды оттуда, но вскоре Уиджи Смит и Док Харман проделали скважину за лагерем. Туда поставили насос, позволяющий получать воду из-под ледника. Она была настолько вкусной, что можно было бы разливать ее по бутылкам и продавать как минеральную «Коджибейскую ледниковую».

«За углом» скалы поставили серую палатку-туалет. На ней закрепили оранжевый флажок, который показывал, занята ли уборная. Вскоре в лагере сложился эвфемизм: «поднять флаг», значило отправиться по нужде.

Для того, чтобы поднять настоящий «штандарт экспедиции», Лу выбрал самую высокую точку нунатака. Он установил флагшток и водрузил на него американский флаг, а также полотнище с именами троих разбившихся вместе с самолетом летчиков, которых мы надеялись отыскать, и слоганом: «Чтим и помним».

Вдалеке на западе за грядой скал виднелся фьорд Коджи-бей, а за ним поднимался ледник, на котором потерпел крушение «PN9E». Посмотрев в ту сторону, я отчетливо понял, с чем пришлось столкнуться пилоту Арманду Монтеверде, когда тот вел бомбардировщик от фьорда вглубь острова. С фантастической ясностью я представил себе, как огромный самолет встретился с вздыбившейся ледяной коркой. Семьдесят лет спустя тот район по-прежнему был испещрен расселинами. И в воду залива с высоты шестьдесят метров все так же обрушиваются обломки «передовой» части ледника – будущие айсберги. Их рождение сопровождал грохот, который эхом прокатывался над бухтой и ледником, и достигал базового лагеря экспедиции.

Согласно прогнозу, нас ожидала ясная и мягкая погода в течение всей недели – по ночам около минус десяти, а днем до десяти градусов тепла. Самым приятным оказалось то, что в округе не оказалось белых медведей. Хорошо, что ружья у нас были с собой (предосторожность все же не помешает), но, к счастью, не было необходимости пустить их в ход. Кстати, систему безопасности Snublebluss, которую Лу заказал в Англии, так и не доставили, так что мы все же были защищены не лучшим образом.

Я сделал комплимент Фрэнку Марли, восхитившись, что ему так быстро удалось поставить все палатки и наладить быт в лагере. Но он вовсе не был горд этим достижением.

– Ну, это была самая легкая часть, – возразил он. – Вообще-то мы здесь не для пикника.

Последние несколько месяцев Джим Блоу особенно заинтересовался картой, нарисованной Бальхеном от руки в 1943 году. Наш базовый лагерь находился примерно в километре от того места, которое, по мнению Джима, легендарный полковник-полярник обозначил крестом. Точное его расположение было неизвестно, ведь Бальхен не подписал координаты. На карте, перерисованной им самим акварелью и тушью, имелись некоторые детали местности, такие как неровности ледника, скальные массивы и изгибы побережья, но далеко не все. Так что соотнести рисунок с конкретной точкой было проблематично.

Надо сказать, что на этих беглых набросках район Коджи-бей был представлен обобщенно. В частности, «выпал» покрытый льдом участок в двадцать пять километров между точкой крушения и Команчи-бей. Эта очевидная географическая неточность долгое время ставила под сомнение всю информацию, которую предлагала историкам рисованная карта.

Для того, чтобы лучше разобраться в ситуации, Джим, лейтенант-коммандер Роб Такер и я забрались на вершину скалы на окраине базового лагеря. Мы пытались представить себе маршрут, выбранный Джоном Притчардом, когда он летел от места крушения «PN9E» к Коджи-бей. По-видимому, где-то совсем недалеко отсюда с самолетом случилось непоправимое.

Здесь, посреди снегов, было намного легче вообразить, как все произошло, и от такого «эффекта присутствия» пробегали мурашки по спине. Вот маленький биплан поднимается в воздух, вот он летит над белой равниной и поворачивает в сторону Команчи-бей, а впереди все застилает снежный буран, и делает невидимым ледяной холм – роковое препятствие на пути самолета к цели.

Джим все продолжал думать о карте Бальхена.

– Фотографий места крушения у нас нет, – рассуждает Блоу, – а потому этот рисунок – самый достоверный документ, ведь он нарисован человеком, который видел разбившуюся машину своими глазами. Чем больше я изучал другие карты и спутниковые снимки этого района, тем более удостоверялся, что поставленный Бальхеном крестик – лучшее свидетельство, на которое нужно опираться, пытаясь восстановить обстоятельства произошедшей в тот день катастрофы. Мы, конечно, должны принять во внимание движение ледника, но, находясь здесь, стоит тщательно соотнести наши поиски с указаниями Бальхена.